Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамо - Страница 42

Робот был убежден в ее подлинности достаточно долгое время, чтобы можно было снять блокировку, и в этот момент я обеспечил абсолютный контакт с его сознанием. Он ответит теперь на любой вопрос, какой вы пожелаете ему задать.

Голова у Олвина все еще шла кругом. Яркое зрительное «эхо» внезапного апокалипсиса еще горело перед его внутренним взором, а он и вида не подал, что полностью понимает объяснения Центрального Компьютера. Но это не имело значения. Чудо исцеления свершилось, и двери в храм знания широко распахнулись перед ним, маня войти в них.

Зона безмолвия была снята — никакой нужды в секретности больше не было. Наступил, наконец, момент, которого Олвин так долго ждал. Он повернулся к роботу и задал ему вопрос, преследовавший его с тех пор, как он услышал историю о похождениях Мастера.

И робот ответил.

Джизирак и прокторы терпеливо ждали, когда он снова присоединится к ним. На верхней части пандуса, прежде чем войти в коридор, Олвин оглянулся, чтобы опять окинуть взглядом помещение Центрального Компьютера, и впечатление оказалось еще более сильным. Под ним лежал мертвый город, состоящий из странных белых зданий, залитый яростным светом, не предназначавшийся для человеческих глаз. Быть может, он и был мертв, этот город, поскольку никогда и не жил, но в нем билась энергия более могущественная, чем та, что когда-то привела в движение живую материю. До тех пор, пока все еще будет существовать мир, эти безмолвные машины останутся здесь, ничем не отвлекаясь от мыслей, вложенных в них гениями человечества столь непомерное время назад.

…Улицы Диаспара купались в свете, но после сияния машинного города он казался бледным и беспомощным. Олвин едва замечал окружающее. Он не обращал теперь ровно никакого внимания на знакомую красоту огромных башен, проплывающих мимо, и на любопытствующие взгляды сограждан. На протяжении всего пути он устанавливал все более и более близкий контакт с роботом. Тот уже давно мог принимать его мысли, но прежде Олвин никогда не мог быть уверенным, что он станет повиноваться всем его приказаниям. Теперь эта неуверенность исчезла. Он мог беседовать с роботом, как беседовал бы с любым человеком, хотя, поскольку они были не одни, он велел ему не пользоваться речью, а обходиться зрительными образами. Раньше ему порой не нравилось, что роботы могут довольно свободно общаться между собой на телепатическом уровне, в то же время как человеку это недоступно, — за исключением жителей Лиза. Что ж, это была еще одна способность, которую Диаспар утратил — если не намеренно отказался от нее.

Он все еще продолжал этот неслышимый и несколько односторонний разговор, пока они ждали в приемной перед Залом Совета. Нельзя было не сравнить его нынешнее положение с тем, в котором он оказался в Лизе, когда Сирэйнис с коллегами пыталась подчинить его своей воле. Он надеялся, что не будет никакой необходимости еще в одном конфликте, но если бы такой конфликт и возник, он был теперь подготовлен к нему несравненно лучше.

Уже первый взгляд, брошенный на лица членов Совета, сказал Олвину, каково их решение. Он не был ни удивлен, ни особенно разочарован и не высказал никаких чувств, которые могли ожидать от него советники, когда слушал, как Председатель подводит итоги.

— Мы всесторонне изучили ситуацию, которая порождена твоим открытием, Олвин, — начал Председатель, — и пришли к следующему единогласному решению. Поскольку, никто не желает каких-либо изменений в нашем образе жизни и поскольку только раз в несколько миллионов лет рождается кто-то, кто способен покинуть Диаспар, даже если средства к этому существуют для каждого из нас, то туннельная система, ведущая в Лиз не является необходимой и, очень возможно, даже опасна. Вот почему вход в нее ныне закрыт.

Мы обсудили также, какие действия должны быть предприняты — если они вообще необходимы — в отношении тебя.

Принимая во внимание твою юность и своеобразные обстоятельства твоего появления на свет, существует всеобщее ощущение, что порицать тебя за то, что ты сделал, нельзя. В сущности, раскрыв потенциальную опасность для нашего образа жизни, ты оказал городу услугу, и мы зафиксировали наше одобрение этого… Председатель выжидающе посмотрел на Олвина. Возможно, он надеялся, что тот выразит ответное понимание и воздаст Совету за то, что с ним обошлись столь милостиво. Он, однако, был разочарован.

— Можно мне задать вам всего один вопрос? — обратился к нему Олвин.

— Конечно.

— Насколько я понимаю, Центральный Компьютер одобрил ваши действия?

В обычных условиях спрашивать о таком не полагалось. Было не принято признавать, что Совет должен как-то оправдывать свои решения или же объяснять, каким образом он к ним пришел. Но Олвин сам был облечен доверием того Центрального Компьютера по причинам, известным только тому. И оказался в привилегированном положении.

Было совершенно очевидно, что вопрос породил известную неловкость, и ответ последовал несколько неохотно:

— Естественно, мы проконсультировались с Центральным Компьютером… Он сказал, чтобы мы поступали так, как сочтем нужным…

Олвин этого и ожидал. В те самые минуты, когда электронное сознание города разговаривало с ним, оно, должно быть, совещалось и с Советом в тот же, в сущности, момент, когда заботилось еще и о миллионе самых разных вещей в Диаспаре. Компьютер, как и Олвин, понимал, какое бы решение ни принял сейчас Совет, оно не будет иметь ровно никакого значения. Будущее совершенно ускользнуло из-под контроля Совета в тот самый миг, когда он в своем неведении решил, что благополучно справился с кризисом, порожденным ненасытной любознательностью Олвина…