Мир действительно далеко ушел с тех пор, как первые пещерные люди час за часом терпеливо оббивали куски неподатливого камня, делая наконечники для стрел и ножи…
— Изложите вашу проблему, — раздался у самого уха все тот же тихий голос. Было странно, что это огромное скопление машин может выражать свои мысли столь негромко.
Было совсем нелегко разговаривать с чем-то, что заполняло пространство вокруг тебя. Слова, казалось, умирали, едва Олвин их произносил.
— Что я такое? — спросил он.
Если бы он задал этот вопрос одной из информированных машин в городе, он бы заранее знал, каков будет ответ. В общем-то он частенько так и поступал, и они всегда отвечали: «Вы — человек». Но теперь он имел дело с разумом совершенно иного порядка и не было никакой необходимости в семантической тщательности. Центральный Компьютер должен был знать, что именно имеет в виду вопрошающий, однако это вовсе не значило, что он ответит на вопрос.
И в самом деле, ответ оказался именно таким, какого опасался Олвин:
— На этот вопрос я не могу отвечать. Сделать так — значило бы открыть цель моих создателей и, тем самым, аннулировать ее.
— Значит, моя роль была спланирована, еще когда город только создавался?
— Это можно сказать о каждом.
Он понял, что относительно тайны своего рождения ему здесь больше ничего не узнать. Бессмысленным было бы даже попытаться заманить в ловушку это гигантское создание и надеяться, что оно само выдаст информацию, которую ему приказано хранить в глубочайшей тайне. Олвин не стал убиваться от разочарования. В глубине души он чувствовал, что ему уже удается приближение к истине, да и в любом случае цель его прихода сюда состояла вовсе не в этом.
Он взглянул на робота, которого привел из Лиза, и задумался, как же сделать свой следующий шаг. Знай робот, что именно он планирует предпринять, он мог бы прореагировать — и бурно. Поэтому было существенно, чтобы он не подслушал то, что Олвин намеревался сообщить Цёнтральному Компьютеру.
— Можешь ты создать зону безмолвия? — обратился он к Компьютеру.
В тот же самый миг он испытал то самое, безошибочное «мертвое» ощущение — результат полного исчезновения самых малейших звуков, которое наступало, когда человек оказывался в такой зоне. Голос Компьютера, теперь странно тусклый и зловещий, обратился к нему:
— Теперь нас никто не слышит. Говорите, что вы хотели мне сообщить.
Олвин посмотрел на робота. Тот не стронулся со своей позиции.
— Ты слышал, как я встретил этого робота, — начал Олвин. — Он должен, как мне представляется, обладать бесценным знанием о прошлом, которое восходит к тем дням, когда наш город еще не существовал таким, каким мы его знаем. Он, возможно, даже может рассказать нам о других, кроме Земли, мирах, постольку сопровождал Мастера в его странствиях. К сожалению, его речевой канал заблокирован. Не знаю, насколько эффективна эта блокада, но я прошу тебя снять ее.
— Просьба порождает две проблемы, — отозвался Компьютер. — Одна из них моральная, другая — техническая. Этот робот был сконструирован с тем, чтобы повиноваться приказам определенного человека. Какое право я имею отменить эту установку, даже если бы и был в состоянии сделать это?
Олвин предвидел такой вопрос, и у него было припасено несколько ответов.
— Нам неизвестно, какую конкретную форму приняли запреты Мастера, — сказал он. — Если ты сможешь заговорить с роботом, то, вероятно, сумеешь убедить его, что обстоятельства, при которых был поставлен блок, теперь изменились…
Это, разумеется, был самый очевидный подход. Олвин и сам пытался прибегнуть к этой стратегии безо всякого успеха, но он надеялся, что Центральный Компьютер с его бесконечно более обширными интеллектуальными ресурсами сможет совершить то, что не удалось ему.
— Все это полностью зависит от характера блокировки, — последовал ответ, — Вполне возможно создать такую блокировку, которая, если попытаться ее снять, сотрет содержимое цепей памяти. Я, впрочем, не считаю, что Мастер обладал достаточными навыками, чтобы сделать это: здесь требуется специфичная техника. Я спрошу твою машину, была ли установлена стирающая цепь в ее блоках памяти.
— Но предположим, — сказал Олвин с внезапной тревогой, — что даже вопрос о существовании стирающих цепей приведет к уничтожению памяти…
— Для таких случаев существует стандартная процедура, и я буду ей следовать. Я выставлю вторичные условия, приказав роботу игнорировать мой вопрос, если такие условия существуют. После этого уже совсем несложно обеспечить ситуацию, в которой машина будет вовлечена в логический парадокс, когда, и отвечая мне, и отказываясь отвечать, она будет вынуждена нарушить данные ей инструкции. В таких случаях все роботы действуют одинаково, стремясь к самозащите. Они освобождают входные цепи, по которым к ним извне поступают сигналы, и ведут себя так, словно никакого вопроса им вообще не задавали.
Олвин уже испытывал угрызения совести от того, что затронул эту тему, и после некоторой внутренней борьбы признал, что тоже принял бы именно эту тактику и сделал вид, что просто не расслышал вопроса. В одном, по крайней мере, он был теперь уверен: Центральный Компьютер был совершенно готов иметь дело с любыми ловушками, какие только могут быть установлены в блоках памяти робота. У Олвина не было ни малейшего желания видеть своего слугу превращенным в груду лома. Он скорее бы добровольно вернул его в Шалмирейн со всеми его тайнами.