Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамо - Страница 39


К оглавлению

39

Председатель, нахмурившись, посмотрел на него:

— У тебя есть еще что-нибудь, что ты хотел бы сказать? Прежде чем мы начнем обсуждение того, что именно следует предпринять…

— Только одно. Я хотел бы отвезти этого робота к Центральному Компьютеру.

— Но зачем? Ты же знаешь, что Компьютеру уже известно все, что произошло в этом зале…

— И все-таки я считаю это необходимым, — вежливо, но упрямо проговорил Олвин — Я прошу разрешения у Совета и у Компьютера.

Прежде чем Председатель смог ответить, в зале раздался голос — ясный и спокойный. Никогда раньше, за всю свою жизнь, Олвин не слышал его, но он знал, чей это голос.

— Пусть он придет ко мне, — произнес Центральный Компьютер.

Олвин перевел взгляд на Председателя. Надо отдать ему должное, он не пытался торжествовать свою победу. Он просто спросил:

— Вы разрешите мне покинуть вас?

Председатель оглядел Зал Совета, не увидел ни малейшего движения несогласия и ответил несколько беспомощно:

— Очень хорошо… Прокторы пойдут с тобой, а когда мы закончим обсуждение, приведут тебя обратно…

Олвин слегка поклонился в знак признательности, огромные двери снова раздвинулись перед ним, и он не торопясь вышел из зала. Джизирак двинулся вслед за ним. По длинному коридору они направились прочь от Зала Совета, а их эскорт терпеливо следовал в отдалении.

…Эти пространства не были предназначены для человека. Под пронзительным сиянием голубых огней — столь ослепительных, что больно было глазам, — длинные и широкие коридоры простирались, казалось, в бесконечность. Роботы Диаспара, должно быть, скользили по этим проходам с незапамятных времен, но стены здесь еще ни разу не отзывались эхом на звук человеческих шагов.

Здесь раскинулся подземный город — город машин, без которых Диаспар не мог существовать. В нескольких сотнях ярдов впереди коридор переходил в круглое помещение, диаметром более чем в милю, весь свод которого поддерживали огромные колонны.

Это было помещение Центрального Компьютера. Здесь он размышлял над судьбой Диаспара.

Олвин оглядывал помещение. Оно оказалось даже более обширным, чем он решался себе представить, но где же был сам Компьютер? Почему-то он ожидал увидеть одну огромную машину, хотя и понимал, что такое представление наивно. Величественная и совсем лишенная смысла панорама, распахнувшаяся перед ним, заставила его застыть в изумлении, сдобренном значительной долей неуверенности.

Коридор, по которому они пришли сюда, обрывался высоко в стене, замыкавшей это огромное пространство, самую гигантскую пещеру, когда-либо вырытую человеком. По обе стороны устья коридора длиннейшие пандусы полого спускались вниз, к далекому полу. И все это, залитое нестерпимым светом место покрывали сотни огромных белых структур, таких неожиданных по формам, что какое-то время Олвину казалось, будто он видит необыкновенный огромный подземный город. Это впечатление было поразительно живым, оно осталось в памяти Олвина на всю жизнь. И нигде глаз его не встречал того, что он ожидал увидеть, — не было знакомого блеска металла, этой от века непременной принадлежности любого машинного слуги человека.

Здесь находились продукты конечной стадии эволюционного процесса, почти столь же долгого, как и эволюция самого человечества. Его начало терялось в тумане Веков Рассвета, когда люди впервые научились использовать энергию и пустили по городам и весям свои лязгающие машины. Пар, воду, ветер — все запрягли они в свою упряжку на некоторое время, а затем отказались от них. На протяжении столетий энергия горения давала жизнь миру, но и она оказалась превзойдена, и с каждой такой переменой старые машины предавались забвению, а их место занимали новые. Очень медленно, в течение тысячелетий, люди приближались к идеальному воплощению машины — воплощению, которое когда-то было мечтой, затем — отдаленной перспективой и наконец — стало реальностью: НИ ОДНА МАШИНА НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ ДВИЖУЩИХСЯ ЧАСТЕЙ.

Это был идеал. Чтобы достичь его, человеку, возможно, потребовалось сто миллионов лет, и в момент своего триумфа он навсегда отвернулся от машины. Она достигла логического завершения и отныне сама могла вечно поддерживать собственное существование, служа человеку.

Не очень представляя себе, куда же теперь направиться, Олвин смотрел вниз, на огромные пологие дуги пандусов и все, что простиралось за ними. Центральный Компьютер должен знать, что он уже здесь, как он знал обо всем, что происходило в Диаспаре. Ему оставалось только ждать от него инструкций.

Уже знакомый, но по-прежнему вызывающий благоговение голос был так тих и раздался так близко от него, что Олвину даже показалось, что Джизирак ничего не слышит.

— Спуститесь по левому пандусу, — сказал голос. — Там я дам вам новые инструкции.

Олвин медленно двинулся по покатой плоскости, и робот по-прежнему реял над ним. И Джизирак, и прокторы остались на своих местах. Интересно, подумал Олвин, получили ли они команду оставаться наверху или же решили, что им и отсюда будет отлично видно и не к чему утомлять себя долгим спуском?

Пандус кончился, и тихий голос дал Олвину новое направление. Он выслушал и двинулся по широкой улице между спящими титаническими фигурами. Голос еще трижды говорил с ним, и наконец он понял, что достиг цели.

Машина, посреди которой он теперь стоял, размерами была поменьше, чем все остальные вокруг нее, но все равно, стоя перед этим сооружением, Олвин ощущал себя карликом. Пять уровней с их стремительно льющимися горизонтальными линиями напоминали какое-то затаившееся перед прыжком животное. Примерно в трех футах от пола по всему «фасаду» структуры шла прозрачная панель. Олвин прижался лицом к гладкому, странно теплому материалу и стал всматриваться внутрь. Сначала он ничего не мог разобрать. Потом, прикрыв ладонями глаза, чтобы загородиться от льющегося с боков ослепительного сияния, он различил тысячи слабо светящихся точек, которые висели в пустоте. Они образовывали решетку — столь же непонятную для него и лишенную всякого смысла, какими для древних были звезды. Несколько минут он неотрывно глядел на этот узор и не заметил, чтобы цветные огоньки меняли свои места или яркость.

39