— Ну и что?..
— Мысль очень проста. В этих двух предложенных мной экспериментах доска, заметь, одной и той же ширины. Какой-нибудь из этих роботов на колесах, которых мы порой встречаем, прокатился бы по ней между башнями с такой же легкостью, что и по земле. А мы — нет, поскольку нам свойственна боязнь высоты. Да, она иррациональна, но слишком уж сильна, чтобы ее игнорировать. Она встроена в нас, мы с ней рождены.
Так вот, точно таким же образом нам свойственна боязнь пространства. Покажи любому в Диаспаре дорогу, которая, возможно, ничуть не отличается от этой вот мостовой, и он по ней далеко не уйдет…
— Но почему, — запротестовал Олвин. — Ведь было же, наверное, когда-то время…
— Знаю, знаю, — улыбнулся Хедрон. — Когда-то человек путешествовал по всему миру и даже к звездам. Но… Что-то изменило его и вселило в него страх, с которым он теперь и рождается. Ты — единственный, кто воображает, будто этот страх ему несвойствен. Что ж, посмотрим. Я поведу тебя в Зал Совета…
Так называлось одно из величайших зданий города, почти полностью предоставленное в распоряжение машин, которые и являлись настоящей администрацией Диаспара. Близко к вершине здания находилось помещение, в котором встречались члены Совета в тех редких случаях, когда возникала проблема, требующая обсуждения.
Широкий вход поглотил их, и Хедрон уверенно вступил в золотистый полумрак. Олвин никогда прежде не бывал в Зале Совета. Это не запрещалось, в Диаспаре вообще мало что запрещалось, но, как и все остальные, он испытывал перед Советом чувство какого-то почти мистического благоговения. В мире, где не знали богов, Зал Совета был наиболее близким подобием храма.
Хедрон без малейших колебаний вел Олвина по коридорам и пандусам, которые, судя по всему, предназначались не для людей, а для колесных роботов. В конце концов они остановились перед дверью, которая тотчас же медленно заскользила в сторону, а затем снова задвинулась за ними. Впереди была еще одна дверь, которая, однако, при их приближении не отворилась. Хедрон не сделал ни малейшей попытки коснуться ее, он просто остановился. Через короткое время прозвучал тихий голос: «Будьте добры, назовите ваши имена».
— Я — Хедрон-Шут. Мой спутник — Олзин.
— По какому вы делу?
— Да так, любопытствуем…
К удивлению Олвина дверь тотчас открылась.
Они не встретили больше никаких препятствий, но Олвин подозревал, что их подвергли множеству тайных проверок. Короткий коридор внезапно вывел их в огромное круглое помещение с притопленным полом, и на плоскости этого пола возвышалось нечто до такой степени удивительное, что от изумления Олвин на несколько секунд потерял дар речи. Он смотрел сверху… на весь Диаспар, распростертый перед ними, и самые высокие здания города едва доставали ему до плеча.
Он так долго выискивал знакомые места, так пристально изучал неожиданные ландшафты, что не сразу обратил внимание на остальную часть помещения. Его стены были покрыты микроскопическим рисунком из белых и черных квадратиков. Сама эта мозаика была совершенно лишена какой-то системности, но когда Олвин быстро повел по ней взглядом, ему представилось, что стены стремительно мерцают, хотя рисунок не изменился ни на йоту. Вдоль этой круговой стены через короткие интервалы были расположены машины с ручным управлением и каждая была оборудована экраном и креслом для оператора. Хедрон позволил Олвину вдосталь налюбоваться этим зрелищем. Затем он ткнул рукой в уменьшенную копию города:
— Знаешь, что это такое?
Олвина так и подмывало ответить: «Надо полагать, макет», но такой ответ был настолько очевидным, что он просто решил промолчать. Поэтому он только неопределенно покачал головой и стал ждать, чтобы Хедрон сам ответил на свой вопрос.
— Помнишь, я как-то рассказывал тебе, как наш город поддерживается в неизменном состоянии, как в Хранилищах Памяти навечно запечатлен его облик… Эти Хранилища теперь повсюду вокруг нас. Со всем их неизмеримо огромным объемом информации, полностью описывающей город, как он есть в настоящий момент. Каждый атом в Диаспаре с помощью сил, о которых мы все позабыли, каким-то образом связан с матрицами, заключенными в этих стенах.
Шут повел рукой в сторону безупречного, бесконечно детального изображения Диаспара, которое распростерлось перед ними:
— Это не макет. То, что ты видишь, — неосязаемо. Это просто электронное изображение, совершенно идентичное с самим городом. А вот эти мониторы позволяют увеличить на этом экране любой нужный участок Диаспара, посмотреть на него в натуральную величину или под еще большим увеличением. Их используют, когда нужно внести какие-либо изменения в конструкцию города, хотя никто не брался за это уже бог знает сколько времени.
— Как замечательно! — воскликнул Олвин. — И сколько людей знают о существовании этого места?
— О, весьма многие, но все это редко кого интересует. Время от времени сюда приходит Совет — ни одно изменение в городе не может произойти, если члены Совета не присутствуют здесь в полном составе. Но даже и этого недостаточно, если Центральный Компьютер не одобрит предполагаемое изменение. Словом, я сомневаюсь, что кто-то бывает здесь чаще, чем два-три раза в год.
— Очень может быть, что предмет твоих поисков просто не существует, — снова заговорил Хедрон. — Но если он все-таки есть, то отыскать его можно только отсюда. Дай-ка, я покажу тебе, как управляться с мониторами.
Весь следующий час Олвин просидел перед одним из аппаратов, приноравливаясь к нему. Он мог по желанию выбрать какую угодно точку города и исследовать ее при любом увеличении. По мере того, как он менял координаты, на экране перед ним мелькали улицы, башни, движущиеся тротуары, стены… Похоже было, что он стал всевидящим, бесплотным духом, который мог безо всяких усилий парить над Диаспаром, не затрачивая на это ни малейшего физического усилия.