Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамо - Страница 69

Ответ был в его собственных руках.

Он разрядил заряд, уготованный ему судьбой. Теперь, возможно, он мог начать жить.

26

В достижении цели есть особая печать. Она — в осознании того, что цель эта, так долго остававшаяся вожделенной, наконец покорена, что жизни теперь нужно придать новые очертания, приспосабливать ее к новым рубежам.

Олвин в полной мере познал эту печаль, когда бродил в одиночестве по лесам и полям Лиза. Даже Хилвар не сопровождал его, потому что в жизни каждого мужчины наступает момент, когда он отдаляется и от самых близких друзей.

Блуждания эти были не бесцельными, хотя он никогда не решал заранее, в каком селении остановится на этот раз. Но какое-то определенное место искал он. Ему нужно было новое настроение, какой-то толчок… в сущности, новый для него образ жизни. Диаспар теперь в нем не нуждался. Семена, которые он занес в город, уже быстро прорастали, и он теперь ничего не мог сделать, чтобы ускорить или затормозить перемены, происходящие там.

Этому мирному краю тоже предстояло перемениться. Олвину часто приходило в голову, а правильно ли он поступил, открыв — в своем безжалостном стремлении удовлетворить собственное любопытство — древний путь, связывающий обе культуры? Но, конечно же, лучше было, чтобы Лиз узнал правду, — ведь, как и Диаспар, он покоился на собственных опасениях и беспочвенных мифах.

Иногда Олвин задумывался и над тем, какие черты приобретет новое общество. Он всей душой верил в то, что Диаспар должен вырваться из темниц Хранилища Памяти и снова восстановить цикл жизни и угасания. Знал он и то, что, по глубочайшему убеждению Хилвара, в этом нет ничего невозможного, хотя детали предлагаемой методики и оказались для Олвина слишком уж сложны. Что ж, тогда, может быть, снова наступят времена, когда живая человеческая любовь не будет для Диаспара чем-то недостижимым.

Неужели, раздумывал Олвин, любовь и была тем, чего ему всегда не хватало в Диаспаре, и ее-то на самом деле он и стремился найти? Теперь он слишком хорошо понимал, что, когда играющая молодая сила натешена, а честолюбивые устремления и любознательность удовлетворены, остается еще нетерпение сердца. Никому не дано жить настоящей жизнью, если его не осенял прекрасный союз любви и желания, который и не снился Олвину, пока он не побывал в Лизе.

Он бродил по поверхности планет Семи Солнц — первый человек за миллиард лет. Но теперь это для него мало значило. Порой ему представлялось, что он отдал бы все свои достижения, если бы только мог услышать крик новорожденного и знать, что это дитя — его собственное…

В Лизе он в один прекрасный день мог найти то, к чему так стремился. Людям этого края были свойственны сердечная теплота и понимание других, чего — теперь ему это было ясно — не было в Диаспаре. Но прежде чем он мог предаться отдыху и обрести покой, ему предстояло принять еще одно решение.

В его руки пришла власть. Этой властью он все еще обладал. Это была ответственность, которую он когда-то искал и взвалил на себя с радостью, но теперь он понимал, что не найдет успокоения, пока эта ответственность будет лежать на нем. И вместе с тем, отказаться от нее означало предать оказанное ему доверие.

… Он обнаружил, что находится в селении, изрезанном массой каналов, и стоит на берегу большого озера. Разноцветные домики, замершие, словно на якорях, над едва заметными волнами, составляли почти неправдоподобно красивую картину. Здесь была жизнь, от домиков веяло теплотой человеческого общения и комфортом — тем, чего ему так не хватало там, среди величия и одиночества Семи Солнц. Здесь-то он и принял свое решение. Настанет день, когда человечество снова будет готово отправиться к звездам. Какую новую главу напишет Человек там, среди этих пылающих миров, Олвин не знал. Это была уже не его забота. Его будущее лежало здесь, на Земле.

Но прежде, чем повернуться к звездам спиной, он совершит еще один полет.

…Когда Олвин пригасил вертикальную скорость корабля, город находился уже слишком глубоко внизу, чтобы можно было признать в нем дело рук человеческих, и уже была заметна кривизна планеты. Еще немного спустя он увидел и линию терминатора, на которой — в тысячах миль от них — рассвет совершал свой бесконечный переход по безбрежным пространствам пустыни. Над ними и вокруг них сияли звезды, все еще блистающие красотой, несмотря на то, что когда-то они утратили часть своего великолепия.

Хилвар и Джизирак молчали, догадываясь, но не зная наверное, чего ради затеял Олвин этот полет и почему он пригласил их сопровождать его. Разговаривать не хотелось. Под ними медленно разворачивалась безрадостная панорама, лишенная малейших признаков жизни. Ее опустошенность давила и того, и другого, и Джизирак неожиданно для самого себя почувствовал, как в нем вспыхнул гнев на людей прошлого, которые по небрежению позволили угаснуть красоте Земли.

Ему страстно хотелось верить, что Олвин прав, говоря о том, что все это можно переменить. И силы, и знания все еще находились в распоряжении Человека, и необходима была только воля, чтобы повернуть столетия вспять и заставить океаны вновь катить свои волны. Если необходимо, то можно создать заводы, которые дадут планете эту воду.

За годы, лежащие впереди, предстояло сделать так много! Джизирак знал, что стоит на рубеже двух эпох: он уже чувствовал повсюду убыстряющийся пульс человечества. Предстояло столкнуться с гигантскими проблемами, но Диаспар на это пойдет. Переписывание прошлого займет многие сотни лет, но когда прошлое будет перебелено, Человек снова обретет почти все, утраченное им.