В правоте Хилвара Олвин не сомневался. Было что-то зловещее и враждебное всему порядку и правильности, на которых зиждились Лиз и Диаспар, в этой биологической анархии внизу. Миллиард лет здесь ярилась непрекращающаяся битва. И было бы проявлением мудрости опасаться тех, кто в ней выжил.
Осторожно пробирались они в своем корабле вдоль обширного, ровного плато, такого однообразного, что это немедленно поставило перед ними загадку. Плато оказалось обрамлено более приподнятой местностью, сплошь поросшей деревьями, о высоте которых можно было только догадываться — стояли они так тесно и были так погружены в подлесок, что стволов просто не было видно. В верхней части крон роилось огромное число каких-то крылатых существ. Но они двигались так быстро, что определить, кто это — птицы или насекомые, или не то и не другое, — было невозможно.
То тут, то там какой-нибудь лесной исполин ухитрялся вскарабкиваться на несколько десятков футов над соперничающими с ним соседями, которые немедленно образовывали короткое сотрудничество с тем, чтобы свалить его и уничтожить набранное нахалом преимущество. Это была безмолвная война и велась она слишком медленно, чтобы быть заметной глазу, но понимание, что здесь непрерывно идет безжалостный, жесточайший конфликт, было ошеломляющим.
По сравнению с лесом плато казалось скучным, не обремененным никакими событиями. Оно было плоским, если не считать нескольких дюймов перепада по высоте между одним краем и другим, и простиралось до самого горизонта. Было похоже на то, что оно заросло редкой, напоминающей проволоку травой. Они опустились над ним до высоты в пятьдесят футов, но не разглядели никаких признаков животной жизни, что, по мнению Хилвара, было несколько странно. Они висели над самой поверхностью, пока Олвин пытался убедить Хилвара, что открыть воздушный шлюз совсем безопасно, а тот терпеливо объяснял ему, что такое вирусы, бактерии и грибки, и Олвин не мог их себе вообразить и еще меньше был способен понять, какое они имеют к нему отношение. Спор длился уже несколько минут, когда они не без любопытства отметили, что экран, который только что исправно показывал им панораму леса, стоящего стеной впереди, погас…
— Это ты его выключил? — спросил Хилвар, как обычно, на мгновение опередив Олвина.
— Да нет, — ответил Олвин, и мурашки побежали у него по спине, как только в голову ему пришло единственно возможное объяснение. — А ты не выключал? — обратился он к роботу.
— Нет, — эхом его слов прозвучал ответ.
Со вздохом облегчения Олвин отбросил мысль о том, что робот мог начать действовать по собственному разумению, что машина подняла мятеж на борту корабля.
— Так почему же экран не работает? — спросил он.
— Рецепторы изображения оказались закрыты.
— Не понимаю, — бросил Олвин, забыв в эти мгновения, что робот способен действовать только по прямому указанию и отвечать только строго в рамках заданного ему вопроса. Он быстро поправился:
— Чем закрыты?
— Мне неизвестно.
Точная краткость робота порой может привести в отчаяние не менее глубокое, чем многословие некоторых людей. Прежде чем Олвин собрался с силами, чтобы продолжить допрос, в бесплодный разговор вмешался Хилвар.
— Скажи ему, чтобы он поднял корабль, но медленно, — посоветовал Хилвар, и в голосе у него прозвучала нотка настойчивости.
Олвин повторил команду. Как всегда, они не ощутили движения. Изображение медленно опять появилось на экране, хотя некоторое время еще оставалось расплывшимся и искаженным. Но они увидели достаточно, чтобы закончить спор о воздушном шлюзе.
Ровное плато уже не было ровным. Прямо под ними сформировалась чудовищная выпуклость, разодранная на самой вершине — в том месте, где корабль выпростался из цепких объятий. Огромные ложноножки в ярости хлестали во всех направлениях над провалом, пытаясь вновь ухватить добычу, которая только что ускользнула из их объятий. Глядя на все это с изумлением, к которому примешивалась и немалая доля страха, Олвин успел заметить какое-то пульсирующее алое отверстие, возможно — ротовое, обрамленное хлыстообразными щупальцами, которые бились в унисон, отправляя все, что к ним попадало, в зияющую пасть.
Лишившись своей жертвы, неведомое существо медленно погружалось в землю, и только теперь Олвин понял, что плато внизу оказалось всего лишь тонкой ряской на поверхности загнившего моря.
— Что это за штука? — едва вымолвил он.
— Вряд ли я смогу дать точный ответ, — деловито сказал Хилвар. — Это, может статься, какая-то форма примитивной жизни, что-нибудь вроде родственника нашего, друга в Шалмирейне. Я ничуть не сомневаюсь, что это совершенно безмозглая тварь, иначе бы она не решилась сожрать космический корабль.
Олвина трясло, хотя умом он и понимал, что опасность им не угрожает. Он некоторое время пофантазировал о том, кто еще может жить там, внизу, под этой невинной ряской, которая так и звала опуститься на нее и пробежаться по ее упругой поверхности.
— Я мог бы провести здесь время с немалой пользой, — заявил Хилвар, совершенно зачарованный тем, что он только что увидел. — Эволюция, надо думать, пришла в этих условиях к очень интересным результатам. И не только эволюция, но и обратный ей процесс деволюции — когда высшие формы жизни начали деградировать после того, как планета была оставлена разумными обитателями. Сейчас здесь, должно быть, достигнуто равновесие и… Ты не собираешься улетать немедленно? — голос его, по мере того, как ландшафт внизу становился все мельче и мельче, звучал особенно жалостливо.