Хилвара оно совершенно игнорировало. Оно не повиновалось ни единой из его команд и мозг его был глухо запечатан для всех попыток Хилвара проникнуть в него. Только позже Олвин осознал, какое это преимущество — иметь слугу, не подчиняющегося более никому в мире.
Когда мобиль вплыл в Эрли, Сирэйнис уже ждала их.
Она казалась чем-то обеспокоенной и более неуверенной, чем когда-либо, и Олвин припомнил выбор, перед которым они его и поставили. В треволнениях последних нескольких дней он почти забыл о нем. Ему не хотелось тратить силы на решение проблем, время которых еще не пришло. Но теперь срок подступил вплотную: ему предстояло принять решение, в каком из двух миров он хочет жить.
— Олвин, — начала Сирэйнис. — Есть много такого, о чем я вам еще не рассказывала, но теперь вам придется это узнать, чтобы понять наши действия.
Давным-давно, Олвин, Человек мечтал о бессмертии и, наконец, добился своего. Но люди забыли, что мир, отринувший смерть, должен отринуть и жизнь.
Способность продлить свое существование до бесконечности может принести удовлетворение отдельному индивидууму, но она же приносит застой сообществу людей. Много столетий назад мы принесли наше бессмертие в жертву развитию, но Диаспар все еще тешится ложной мечтой.
Вот почему наши пути разошлись — и вот почему нам уже никогда не соединиться…
Хотя Олвин почти ожидал именно этих слов, удар, тем не менее, был силен. И все же он отказывался признать крушение своих планов, как бы смутны они ни были, и теперь воспринимал слова Сирэйнис только частью сознания. Он понимал и фиксировал в памяти все, что она говорила, а сам в это время мысленно снова возвращался в Диаспар, пытаясь представить себе все препятствия, которые могут быть воздвигнуты на его пути.
В комнате было очень тихо, так тихо, что Олвину слышны были странные жалостные звуки, издаваемые в полях за поселком какими-то неведомыми животными. Наконец почти шепотом он произнес:
— Чего же вы хотите от меня?
— Мы надеялись, что сможем предоставить вам выбор — остаться здесь или вернуться в Диаспар. Но теперь это невозможно. Произошло слишком многое, чтобы мы могли теперь оставить решение в ваших руках. Даже на то короткое время, что вы пробыли здесь, у нас, ваше влияние на умонастроение людей оказалось в высшей степени дестабилизирующим. Нет-нет, я вас не упрекаю. Я совершенно уверена, что вы не имели в виду нанести нам ущерб. Но было бы куда лучше предоставить создания, которые встретились вам в Шалмирейне, их собственной судьбе…
— А что касается Диаспара.. — Сирэйнис раздраженно пожала плечами. — О том, куда вы отправились, там знает слишком много людей. Мы не успели вовремя предпринять необходимые действия. И, что уже совсем серьезно, — человек, который помог вам открыть Лиз, исчез. Ни ваш Совет, ни наши агенты не смогли обнаружить его, так что он остается‘потенциальной угрозой нашей безопасности. Возможно, вы удивлены, что я все это вам рассказываю, но, видите ли, я делаю это без малейшей опаски. Боюсь, Олвин, что теперь перед вами выбора нет — мы просто должны отослать вас в Диаспар с искусственным набором воспоминаний. Они сконструированы для вас с огромной тщательностью, и, когда вы возвратитесь домой, вы не будете помнить о нас ровным счетом ничего. Вы будете убеждены, что испытали скучные, но опасные приключения в каких-то пещерах, где своды постоянно обрушивались за вашей спиной и вы остались живы только потому, что питались какими-то малоаппетитными сорняками, а воду с трудом добывали из редких подземных ключей. Таким образом будет устранена тайна, которая могла бы привлечь новых исследователей. Они будут думать, что о нашей земле они знают уже все, что только можно узнать.
Сирэйнис посмотрела на Олвина умоляющими глазами:
— Мы очень сожалеем, что это необходимо, и просим у вас прощения, пока вы нас еще помните. Вы можете не принять наш вердикт и нашу логику, но ведь нам известно множество фактов, которые вам неведомы… По крайней мере, у вас не будет никаких сожалений, потому что вы будете верить, что открыли все, что можно было обнаружить.
Так ли это? — подумал Олвин. Он сильно сомневался, что сможет снова погрузиться в рутину городского существования, даже если и убедит себя, что за стенами Диаспара нет ничего, достойного внимания. И, более того, у него не было ни малейшего желания подвергать себя такого рода эксперименту.
— Когда вы намереваетесь произвести со мной эту… операцию? — спросил он.
— Немедленно. Вы уже готовы. Откройте мне свое сознание, как вы это уже делали прежде, и вы ничего не почувствуете до тех пор, пока снова не окажетесь в Диаспаре.
Некоторое время Олвин молчал, потом тихо произнес:
— Я хотел бы попрощаться с Хилваром.
Сирэйнис кивнула:
— Да, я понимаю.
Она прошла к лестнице, что вела вниз, внутрь дома, и оставила их на крыше одних.
Олвин заговорил со своим другом не сразу. Он испытывал огромную грусть и в то же время самую непоколебимую решимость не позволить, чтобы все его надежды пошли прахом. Еще раз взглянул он на поселок, в котором обрел известную долю счастья, на поселок, который ему, возможно, уже не увидеть снова, если те, кто стоит за Сирэйнис, все-таки добьются своего. Мобиль все еще парил над травой у одного из раскидистых деревьев, а бесконечно терпеливый робот висел над ним, Несколько ребятишек сгрудились вокруг этого странного пришельца, но из взрослых никто, казалось, не проявлял ни малейшего любопытства к экзотическому аппарату.